Саша Городилова, организатор Литературного клуба в Цюрихе и профессор Нелли Аркадьевна Шинкарева беседуют с автором романов «Эль-ниньо» и «Базельский мир» Всеволодом Бернштейном о писателях, читателях и борьбе с энтропией.
Саша Городилова (СГ): Что для тебя значит быть писателем? Когда наступил тот момент, когда ты понял, что ты — писатель?
Всеволод Бернштейн (ВБ): Для меня писатель — это Ловец во ржи. Как ты помнишь, это дословный перевод названия романа Сэлинджера The catcher in the rye, который на русском языке стараниями гениальной переводчицы Райт-Ковалевой получился другой книгой, одной из моих любимых в юности, и с другим названием — «Над пропастью во ржи». Так вот, Ловец во ржи — очень мощный и точный образ того, кем, на мой взгляд, должен быть настоящий писатель. Представь, пропасть во ржи, рядом играют детишки и, вообще, живут люди. Задача писателя сделать так, чтобы никто не упал в эту пропасть. Если кто-то упадет — это его, писателя, вина: прозевал, не уберег. В страшных войнах двадцатого века виноваты писатели. И в войнах нынешнего века тоже. Не уберегли, не указали на пропасть, не убедили. Только в этом смысле и стоит быть писателем. Может, это звучит слишком высокопарно, но мы живем в такое интересное время, когда все другие резоны быть писателем, как то деньги, слава, положение в обществе, оказались совершенно утопичными. Никаких других целей, кроме самых высоких, не осталось. Достоин ли я называться писателем? Не уверен. Но, по крайней мере, я к этому стремлюсь.
СГ: Читатель, для которого ты пишешь — кто он?
ВБ: Как есть писатель в высоком смысле этого слова, есть и подобный ему читатель. Не просто потребитель печатной продукции, не просто эстет, ищущий способы потешить свои эстетические рецепторы, а мыслитель, творческая натура, потому что чтение книг — это безусловно творческий процесс, и литература, по большому счету, это сотворчество писателя и читателя. Мне очень повезло, я знаю таких читателей, встречался с ними на литературных вечерах, с некоторыми знаком заочно. Я безмерно ценю связь с этими людьми. Благодаря им, я все еще, как говорится, в деле.
СГ: Ты проводил диспут в Литературном клубе о роли книги в наши дни. Как ты сам ответил бы на вопрос, зачем читать?
ВБ: На этом диспуте, помнится, было высказано множество замечательных доводов в пользу чтения, что, в общем-то, неудивительно, поскольку дело происходило не где-нибудь, а в Литературном клубе. Всякий интересный разговор имеет свойство продолжаться в мыслях, когда участники уже разошлись. Я еще долго размышлял на эту тему — зачем читать? Зачем я читаю книги? Мне кажется, из-за нехватки времени, мы не добрались до одной важной мысли. Чтение хорошей книги, так же, как и просмотр хорошего фильма — это обмен творческой энергией. Тебе, наверняка, тоже знакомо это приятно щемящее чувство, которое остается после прочтения хорошей книги, хочется тоже сделать что-то хорошее. Авторское вдохновение, заложенное в строках текста не исчезает бесследно, оно передается читателям. Как кинетическая энергия — получил толчок и покатился, пока не столкнулся с кем-нибудь и не передал энергию ему. Так это и происходит с литературой, и с кино, и с музыкой, и со всеми другими видами творчества.
СГ: Есть ли у тебя настольная книга? Какую книгу ты сейчас читаешь?
ВБ: Настольной книги нет, но есть книги, которые я постоянно перечитываю, от которых я подзаряжаюсь той самой «кинетической» творческой энергией. Какие-то вещи Гоголя, Достоевского, Чехова. Кроме того, есть книги, которые я перечитываю с той же целью, с которой некоторые люди повторяют мантры: чтобы поддерживать гармонию внутреннего мира. Этот список чтения очень индивидуальный, почти интимный, потому что он говорит не столько о художественных достоинствах книг, сколько о свойствах натуры и особенностях биографии читателя. У меня в этом списке Виктор Конецкий, Ильф и Петров и был до недавнего времени Сергей Довлатов, пока его не сделали официально признанным гением, после чего желание возвращаться к нему как-то пропало. Сейчас я читаю «швейцарские» романы Набокова, поскольку добросовестно готовлюсь к «Чаепитию с Набоковым», которое состоится в Литературном клубе. И, кстати, получаю огромное удовольствие. Если бы не грядущее «Чаепитие», я бы, наверное, никогда не добрался бы до «Прозрачных вещей» и «Арлекинов», и просто обокрал бы сам себя.
Нелли Аркадьевна Шинкарева (НАШ): Ваши романы восприняты читателем с большим интересом и вызывают много вопросов и споров. Прежде всего, как определить их жанровую принадлежность? Согласны ли Вы, что «Эль Ниньо» — классический приключенческий роман в традициях Стивенсона, где герой — юноша среди зрелых морских волков? Что «Базельский мир» — оригинальная разновидность философского романа, в котором увлекательный сюжет сочетается с постановкой глубинных вопросов существования человечества?
ВБ: Да, «Эль-Ниньо» задумывался и писался в жанре морских приключений. И Стивенсон был ориентиром, а еще Герман Меллвил, Джек Лондон, Виктор Конецкий и многие, многие другие. Сейчас, к сожалению, этот роскошный жанр почти иссяк. Очень жаль. Что касается «Базельского мира», философии в нем не больше, чем в разговоре с друзьями на кухне. Хотя в ином кухонном разговоре может быть сколь угодно много философии, но все-таки такой разговор не совсем правильно называть философским.
НАШ: Действительно ли миф об Эль Ниньо существует в преданиях перуанских индейцев, или это авторский символ могущественных и загадочных природных сил?
ВБ: Это факт: свое название природный феномен Эль-Ниньо получил от перуанских рыбаков.
НАШ: Связаны ли точные знания океанологии и корабельного дела с жизненным опытом автора, или это результат собирания и изучения материала?
ВБ: В «Эль-ниньо» довольно много автобиографичного. Я действительно был практикантом-океанологом на рыболовецком траулере, который вел промысел лангуста у берегов Перу. Я не изменил даже название траулера, просто был не в силах это сделать, настолько оно роскошное — «Эклиптика»! Кроме того, я действительно был «кинолебедчиком», то есть крутил кино по вечерам на старом киноаппарате «Украина». В один из дней на «Эклиптике» случилась даже описанная в романе поломка, но без таких трагических последствий. И да, я, как и главный герой, первое время очень страдал от морской болезни.
НАШ: Каково, с точки зрения автора, значение темы «народной энтропии» в романе?
ВБ: Энтропия, мера хаоса, — важная тема и для «Эль-Ниньо», и для «Базельского мира». Возрастание энтропии — один из фундаментальных физических законов. Способность противостоять торжествующему хаосу, будь то природный катаклизм или катаклизм рукотворный, — это то, что делает обычного человека — Человеком с большой буквы. При этом необязательно иметь героическую профессию. Учитель наводит порядок в детских головах, доктор лечит болезни, предотвращает распад организма, писатели и поэты расставляют слова в гармоническим порядке — все они противостоят хаосу.
НАШ: Не кажется ли Вам, что мотив «золота нацистов» — шаблон приключенческого жанра — воспринимается как лишний в таком искреннем повествовании?
ВБ: Нет, не кажется. Давайте назовем это не шаблон, а канон. Канон приключенческого жанра, созданный Робертом Льюисом Стивенсоном и прочими. Я просто отдал должное славным традициям.
НАШ: Можно ли считать образ океана, впервые увиденного главным героем в детстве с вышки ЛЭП в Сибири, основой всей поэтики романа?
ВБ: Моя родная Иркутская область — уникальное место на Земном шаре по степени удаленности от морей и океанов. В любом направлении это тысячи и тысячи километров. В то же время, и капитан Ахав, и Джим Хокинс всегда были рядом, достаточно лишь протянуть руку к книжной полке. Мальчишки, выросшие во Владивостоке, в Мурманске или Одессе, имеют гораздо более правильное, реалистичное представление о морской жизни, о моряках, а сибиряк Константин Левшин получился таким незамутненным романтиком, идеалистом, вечно попадающим впросак. В этом есть поэзия и, кроме того, благодатный материал для множества неожиданных сюжетных поворотов.
НАШ: Можно ли считать эпизод романа «Базельский мир» — рассказ главного героя об артиллерийском полигоне — ключом к проблематике романа в целом?
ВБ: Да, и, помимо прочего, это еще и пережитый лично мной опыт. Я служил в Советской Армии с 85 по 87 год, в сержантской школе под Ленинградом. За два года перед моими глазами прошло четыре призыва новобранцев со всех концов СССР. Это был уникальный шанс узнать страну, которой суждено было исчезнуть через каких-то четыре года. В одном из призывов на взвод из тридцати человек приходилось одиннадцать национальностей, был даже один ассириец с легко запоминающимся именем Гамлет. Армяне, азербайджанцы, белорусы, лакцы, осетины, ингуши, чеченцы, узбеки, русские, украинцы, немцы, евреи; колхозники, студенты, рабочие, бездельники, хулиганы — все они должны были есть в буквальном смысле из одного котла, спать под одной крышей, делить тяготы — я не собираюсь ничего идеализировать — идиотского устройства тогдашней армейской жизни. Иногда это функционировало, иногда — нет. Я заметил простую до банальности вещь — весь этот Ноев Ковчег мог куда-то плыть лишь тогда, когда появлялось какое-то общее дело, смысл которого был понятен каждому — и ленинградскому мажору Разгуляеву, и тувинскому пастуху Иргиту Шой-Оолу. За тридцать лет, прошедших с той поры, вышеперечисленные и все прочие народы и категории граждан, увы, не научились лучше понимать друг друга, поэтому я предлагаю всем нам задуматься об общем деле, пусть даже не особо героическом, но понятном и нужном, как эта злосчастная канава в эпизоде из «Базельского мира».
2 октября 2016 года в Голубой гостиной культурного центра Karl der Grosse (Kirchgasse 14, 8001, Zurich) под эгидой Литературного Клуба Цюриха состоится литературный вечер, на котором Всеволод Бернштейн прочитает несколько новых рассказов и ответит на вопросы читателей. Начало в 17 часов. Вход 20 шв. фр. Обязательная резервация места по телефону +41 (0)77 446 93 80.
Перепечатка текста и фотографий aboutswiss.ch разрешена на условиях размещения ссылки на оригинал материала на нашем сайте.