Вначале была цифра

На уроке немецкого языка в языковой школе учительница вызвала к доске словачку и стала диктовать: пятьдесят три, сорок восемь, тридцать шесть. Студентка быстро записывала первую произнесенную учительницей цифру, стараясь при этом услышать вторую, удержать ее в голове, и пока та не ускользнула из памяти, живенько приписать ее перед первой. Остальные студенты сидели притихшие, дабы случайно не спровоцировать внимание учителя к себе и тоже не оказаться у доски.

Девушка чудом справилась с заданием, и учительница спросила: «А в словацком тоже так произносят двухзначные числительные, как в немецком? Сначала единицы, а потом десятки?» «Нет, — ответила студентка, — в словацком — нормально».

Преподаю цифры

Урок «Числа и цифры в русском языке» начинаем с первого счетного инструмента: с пальцев.

Я загибаю сначала мизинец левой руки, потом безымянный, средний, указательный и наконец большой палец. Затем перехожу на мизинец правой. Швейцарцы наблюдают с веселым любопытством. В их глазах вопрос и удивление. Они-то считают совсем по-другому! Начинают с большого и не загибают его, как мы, а наоборот, разгибают из зажатых в кулак пальцев. Пробую повторить. Разгибаются только большой и с трудом указательный. Средний затормаживается на полпути.

Пока упражняемся в сгибании-разгибании пальцев, никто не концентрируется на произношении самих цифр. Но только возвращаемся к устному счету, сразу возникает вопрос: чем отличается «один» от «раз»? «Раз» — это не числительное, объясняю я им. Так начинают счет, когда предпочтительно слово в один слог. На маршировках, например.

Переходим к более сложному и делаем упражнение: «Квартира двухкомнатная, трехкомнатная, четырехкомнатная». Самый сообразительный продолжает: семехкомнатная, восьмех… девятех… «Увы, — говорю, — Мартин, таких квартир у нас отродясь не было».

«Обэ дурэ»

Казалось, счет и цифра — вещь международная, по крайней мере для Европы. И здесь проблем с пониманием цифровых обозначений быть не должно. Однако, прожив энное количество лет в Швейцарии, хоть на мгновение, но зависаешь в лифтах, прежде чем определишь кнопку выхода. Первое же время по приезду выбраться из здания, в котором находишься, оказывалось просто непосильным трудом. В любом многоэтажном супермаркете постоянно хотелось выйти наружу с самого нижнего этажа. Если кто-то из продавцов предлагал помощь, губы немели, поскольку в голове путались все языки, когда-либо слышанные и изучаемые. Английское «экзит» — выход — беспардонно вплеталось в немецкое «аусганг», не давая произнести ни то, ни другое.

Заканчивалось общение испуганным мычанием, сопровождавшимся жестами, указывающими куда-то наружу.

В те годы соотечественников в Швейцарии было мало, и мы знакомились и общались со всеми, кто говорил по-русски.

На одном из мероприятий в Цюрихе глаз быстро выделил среди собравшихся длинноногих стройных красавиц с безупречно накрашенными ресницами и подведенными бровями. Девушки были из бывшего СССР. Уже прощаясь, мы стали торопливо записывать телефоны друг друга. «Как фамилия? — спросила одна из них, внося мое имя и номер в свой мобильник. Я назвала. „Так у тебя муж русский?!“ — на меня уставились три пары ошеломленных глаз. — Во счастливая!» «Похоже, со стороны действительно виднее», — подумалось мне. «А у вас у всех швейцарцы? — произнесла я вслух. — Где же вы их находите?» «Так вот вокруг одни швейцарцы!» — прозвучало в ответ.

Одна из новых знакомых приехала в гости. Мы отправились посмотреть на расписные фронтоны домов в уютной старой части города, на маленький замок Шлёссли, башню Роре и верхние ворота, сохранившиеся с XIII века; поглазели на элегантные современные витрины и уже по дороге к вокзалу забежали в магазин женской одежды.

Потолкавшись на первом этаже, стали крутить головами, ища лестницу наверх. Нам с любезной улыбкой сообщили, что в магазине есть лифт и на нем можно подняться сразу на третий этаж. Мы зашли в лифт размером с хрущевские кухни, нажали кнопку с цифрой «3» и, развернувшись лицом к двери, приготовились к выходу. Когда лифт остановился, перед нами была сплошная стена. Мы в легком ужасе пощупали ее руками, пытаясь оттолкнуть от себя, но она не поддавалась. Немного запаниковав, мы повернулись, нажали на кнопку «1» и опять спустились на первый этаж.

Дверь перед нами открылась. Тогда мы еще раз нажали на «3», вновь развернулись к двери, и, когда лифт остановился, перед нами была стена. Мы стояли запертыми в лифте, страшась прикасаться к каким-либо кнопкам и не представляя, как и на каком языке мы будем просить о помощи. В наступившей недоброй тишине я произнесла: «Замуровали, демоны!» Ситуация разительно напоминала сцену из фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Мгновенно подумав об одном и том же, нервно посмеиваясь, мы, как в фильме, перекрестили лифт. Вдруг сзади послышался шум, потом женские голоса и, оглянувшись, мы слегка оторопели, увидев входящих в лифт двух женщин. «Вот что крест животворящий делает!» (фраза из того же фильма) — пронеслось в голове. Оказывается, на этом этаже дверь лифта открывалась с другой стороны — у нас за спиной. Мы быстро кинулись к выходу и, наконец-то попав в просторный светлый зал магазина, с облегчением вздохнули.

Модные изделия были развешаны по размерам и тщательно подобраны в тон друг другу. Аккуратно сложенные на полках трикотажные вещи выглядели настолько филигранно подобранными, что дотронуться до них и разрушить эту безупречность мы не решились. А когда глянули на цены, невольно отшатнулись. «Хан-и-ине-бехильфлиг-зии?» — обратилась к нам продавщица. Вздрогнув от неожиданности, мы ощутили себя так, будто нас застали на месте преступления.

Какие к нам предъявляют претензии, мы не поняли и поспешили ретироваться назад в лифт. Продавщица, продолжая любезно улыбаться, что-то произносила нам вслед. О чем была ее речь, не возникало даже подозрения. Снова зашли в лифт. Ну теперь-то нас не проведешь! Мы уже знаем, что выход может оказаться на обе стороны!

Кнопок было много: А, Е, К, Р. Мы нажали на самую нижнюю и очутились где-то в подземелье. Кругом не было ни души. Вернулись в лифт. Нажали одной кнопочкой выше. Но и это тоже было подземелье. На наше счастье к лифту спешила работница магазина, толкая перед собой рейл-вешалку на колесиках, полную элегантных блузок. Когда мы все вместе оказались в замкнутом пространстве лифта, женщина нажала нужный ей этаж и предложила нам сделать то же самое. Мы, как могли, объяснили, что не знаем, какую кнопку нажать, чтобы выйти из магазина. Нам очень хотелось побыстрее выбраться наружу и очутиться в мире, где никому нет до тебя дела, где никто не задает тебе непонятных вопросов.

Женщина серьезно посмотрела на нас, потом показала рукой наверх и, продолжая активно жестикулировать, стала очень громко — чтоб нам было понятнее — что-то объяснять. До нас дошло только: «Обэ дурэ! Обэ дурэ!»

Мы посмотрели друг на друга и устало усмехнулись. Ну, конечно, обе. Никто и не спорит.

«Цнюни»

Ребенок пришел из школы и произнес смешное: «В школу надо брать с собой цнюни». Родители решили, что ребенок несет какую-то тарабарщину. В существование такого странного слова поверить было трудно. Дите настаивало. Тогда отец на всякий случай заглянул в словарь. «Нет такого слова», — сказал он после долгих поисков. «Слова нет, а цнюни есть!» — обиделся ребенок. «Есть нюни, которые не надо распускать», — строго произнес отец. «Да опять что-то придумывает», — махнула рукой мать. Ребенок совсем посерьезнел: «На большую перемену нужно принести что-нибудь поесть». Ну, вот это понятно! Связи с цнюни родители не нашли, но с «поесть» согласились. «Возьми вот банан», — кивнула мать в сторону ящичка с фруктами. «Банан нельзя», — назидательно произнесло дитя. «Как это нельзя?! — искренне удивились родители. — Кто это придумал? Знаешь, как мы им радовались в 90-е годы? — подперев бедра руками, мать предалась воспоминаниям. — Когда их „выбрасывали“, мы отстаивали длиннющую очередь, и хорошо, если я была с тобой, — тогда можно было набрать сразу 4 килограмма, потому что в одни руки давали только по два». Глаза ребенка округлились.

Было непонятно, зачем бананы выбрасывали и как она маленькой участвовала в сборе 4 килограммов. «А были они жуткого зеленого цвета», — вставил отец. «Да, мы их рассовывали в ящички с одеждой, чтобы они там дозревали; и хорошо, если на время забывали про них.

Зато когда находили, — лицо мамы просияло и разгладилось, — радость была необыкновенная! И даже если бананы были уже коричневыми, они все равно были такими вкусными!» Ребенок стойко выслушивал ностальгические мамины речи. В глазах его читалась недетская мудрость и понимание. Про цнюни дите больше не заикалось.

Прошли годы. Как-то увидев в гостинице меню, в котором на «цфири» (рядом со словом были приписаны цифры 16.00) предлагались какие-то легкие блюда, родители вдруг поняли, что это означает «полдник», и внезапная ассоциация с «цнюни» сначала озарила догадкой, но тут же чуть исказила гримасой грусти мамино лицо: «Так „цнюни“ это был второй завтрак?! А что-то я не припомню, чтобы давала тебе в школу какие-либо завтраки», — виновато произнесла мать. В ответ послышалось спокойное: «А ты и не давала». Мать как пригвоздило: «Как же ты… обходилась?» Перед глазами пронеслись все бесцельно прожитые годы. «А я у других ела», — ответило в нерусской среде выросшее дитя. «Меня всегда угощали», — мысленно перевела погрустневшая мать. Она оставалась русской.

СЛОВАРИК АУСЛЕНДЕРА

  • «Хан-и-ине-бехильфлиг-зии?» («Chani ihne behilflech sii?», швейц. нем., «Kann ich Ihnen helfen?», нем.) — «Могу я вам чем-то помочь?»;
  • Обэ дурэ (Obe dure, швейц. нем.) — через верх;
  • Цнюни (znüni, швейц. нем., um neun, нем.) — в девять;
  • Цфири (zvieri, швейц. нем., um vier, нем.) — в четыре.

Уважаемые читатели «РШ», специально для вас мы запустили канал в мессенджере Telegram. Подписывайтесь на нас — вы будете узнавать новости о Швейцарии из первых рук и максимально оперативно. Благодарим вас за то, что вы с нами!