Пользуясь возможностью поделиться своими мыслями и наблюдениями я (искусствовед) пишу в настоящий момент серию эссе на, казалось бы, отвлеченные темы. Погружаясь и организовывая круговерть слов создаю мозаику персонального творческого проекта. Который хотел бы называть «Фракталы». Из уважения к Бенуа Мандельброту, придумавшего этот термин в 1958 году в Женеве. В самом начале компьютерной эры, несущей свои чрезмерности и неудобства. С переизбытком информации, путаницы контекстов, чересполосицы эмоций. Где персональное желание добра на пользу всему человечеству затенено неподобающими силами. С заметными со стороны припевами песен из прошлого. А на переднем плане маячат ернические симулякры. Повторы отражения, созданные совершенно иными механизмами чем первобытный инстинкт/натиск желания творить. Как разобраться и понять что такое хорошо и что такое плохо? Только на личном опыте. Добрые намерения заблудились в хороших нравах, скорее всего. Но структурирующий хаос требует внимания, ухода, ковки, чеканки. Раньше обязательным был жанр передовицы назидательной многоговорящей. Как правило о пленуме или съезде КПСС и их наказах намеках. Конкретно абстрактных, а потому особенно красивых. Здесь нет никакой идеологической нагрузки, привязки к текущим событиям, жонглирования краеведением. Горшок не горшок?! Годится не годится? Главное чтоб складно выходило.
Как только закончились торжества 500-летия отмены культа икон, скульптур и святых мощей времен Реформации, так сразу и открылось новое крыло цюрихского Кунстхауза. Кто сказал, что город не организм? Он так же живет, развивается, трансформируется. Бывает, что и умирает. И даже что — вполне частое дело — исчезает. Была жизнь — и нет ее. В том или ином городе.
Удревние времена города соревновались масштабами храмов божьих, достижениями строительства, архитектуры, инженерной мысли. Для конфедеративной Швейцарии города, в которых сосредоточена хозяйственная и административная деятельность, — костяк, хребет устройства государства. Решающим для развития организма местных городов стал XX век: тогда, помимо прочего, учреждались, росли и развивались музеи, в том числе художественные. Естественным образом среди музеев существует таблица, иерархия, соревнование — кто же все-таки самый значительный по площадям, экспонатам, выставочной, научной, экспозиционной деятельности? Конкуренция между художественными музеями Базеля и Цюриха очевидна. (Быть свидетелем бодания — чьи стати мощнее? — занятно.) Так, Кунстхауз Базеля недавно обогатился новым корпусом — для временных выставок.
Базель знаменит своими художественными ярмарками, фармо-химическим производством и расположенностью не просто на важнейшей пресноводной транспортной артерии Европы — реке Рейн, но на границе трех государств — Германии, Швейцарии, Франции. Очевидное достоинство Цюриха — транспортно-логистическое удобство, несмотря на особенности рельефа страны, внушительных размеров аэропорт, успешно конкурирующий с женевским. А еще — знаменитое точное машиностроение (Эрликон) и, конечно же, банки! Не литровые и пол-литровые, разумеется. Треть населения Цюриха занята в обслуживании денежно-банковской сферы. Не знаю, кому как, но мне довелось бывать по делам клиента на этаже «минус два» банковского хранилища под Парадеплатц. А казематы уходят на восемь этажей вниз. В Цюрихе, под церковью — римско-католический храм Св. Антона — в неороманском стиле 1906–1908 годов.
Там в 1992 году была выставка произведений активной творческой молодежи, включая Пипилотти Рист (Pipilotti Rist), которая сейчас выигрышно представлена экзотической скульптурой на площади перед Кунстхаузом и инсталляцией — банальной мистико-экзотической — среди работ фовистов и супрематистов в нем. А Пипилотти Лотта Элизабет также причастна к истории кунстхауза «Эрликон», к которому и я имел непосредственное отношение: занимался зак
лючительной фазой бунтарской институции в программе 1995–1996 годов, делая выставки, организуя перформансы… Да-да, все так давно уже было, что прошло и проехало, запущено. Запущено — в том смысле, что запущено практически в космос. Потому что светит и греет. В том числе во вспоминательном процессе! Активная молодежь, лет тридцать плюс-минус, искала применение своим талантам и способностям. На ниве творчества. Большая часть вовлеченных в художественный процесс имели отношение к разного рода сквотам. Кунстхауз «Эрликон» располагался неподалеку от главного ж/д вокзала на Конрадштрассе, 37, сейчас в том здании огромный веломагазин.
А в мою бытность, в середине девяностых, наверху здания располагался сквот, самозахваченное юношеством жилье, за которое хоть и условную сумму, но платить все-таки приходилось. А в самом нижнем этаже с барной стойкой был гигантский выставочный зал, до потолка метров десять. Мечта поэта! Ну, чуток обшарпанный, как у нас говорят, rustikalisch, но это только помогало впечатлению, создавало правильный антураж для бурлящих эмоций и пламенных идей. Внизу, под полом, скрывался гигантский лабиринт подвала, который использовался на групповых выставках и, самое главное, — на дискотеках, бывших основной статьей реального дохода. Все остальное — вытуженное спонсорами. Средства на поддержание активности институции выделяли город и кантон плюс поступал культурпроцент «Мигро». По сравнению с дискотечной выручкой от одного вечера — сущие копейки. Ну была какая-то накрутка в баре незначительная. А это время, напомню, середина девяностых, эпоха расцвета подпольных ресторанов в Цюрихе. В очередной раз. Вот да! Получить лицензию на открытие своего ресторана было делом непростым и кастово-клановым, чужаков туда не пускали. Поэтому в богемной и полубогемной среде процветали рестораны для своих, знающих адреса через «сарафанное радио». А чего меня туда повело, в ту степь мемуарную? Да я горд! Оправдывая подозрения к тому, к чему имею отношение. Ну какое-никакое. Касательное, практически. В том смысле, что почти что тактильное. Увеличенный в пятьдесят раз эскиз абстрактной композиции «Большая глина № 4» Урса Фишера (Urs Fischer) произвел в Москве самый значительный художественный переполох в 2021 году. Видимо, по старой, по советской памяти абстракционисты для многих до сих пор являются козлами отпущения, иноагентами, прости господи. Или, по-модному, оскорбляют чьи-то чувства! Благодаря этому можно заполнять пустующие скамейки подсудимых и, вероятно, не совсем загруженные тюрьмы, распахнутые для скучающих безработных и просто откровенных бездельников. Резонансным был шквал мнений преимущественно против массивной скульптуры, временно установленной рядом с ГЭС-2, переоборудуемой под новый очаг культуры столицы России.
Околохудожественная дискуссия до такой степени распалила Никаса Сафронова, что тот даже в суд подал, как утверждают масс-медиа. Никас Сафронов пожаловался на Урса Фишера! Кто победил? Наши, разумеется! Урс, правда, живет и работает сейчас в Нью Йорке. А когда-то был барменом у Ивана Вирта, галериста, моего знакомого (Hauser & Wirt). Иван связан с рынком недвижимости и помимо галереи в Цюрихе имел бар в инсталляции Дитера Рота (Dieter Roth), важнейшего представителя швейцарского искусства конца шестидесятых прошлого века. На Конрадштрассе я показывал Урса Фишера: совместную его с Маурусом Гмюром (Maurus Gmür) иконоборческую работу — на сегодняшний момент вполне миролюбивую, но изначально дерзкую, нарочито небрежную трехмерную инсталляцию с портретом цюрихского художественного диктатора Макса Билла (Max Bill), чья мегалитическая скульптура на Банхофштрассе знакома каждому побывавшему в городе на Лиммате. Храм Мамоны — таково народное наименование символической композиции, капища из брусов полированного серого шварцвальдского гранита, которые и при небольшой фантазии представляются солидными чушками доступного в продаже металла.
И Цюрих, и Базель — протестантские. Что есть важнейшая отличительная особенность в Швейцарии. Определенное значение имеет, куда ты едешь: к католикам или протестантам. Одни придают огромное значение вере, культу, с внешней стороны прежде всего. Другие шустрее ведут себя с деньгами. А искусство несет не только эстетически-духовную, но и реальную финансовую нагрузку, и именно в солидных банковских городах страны. И что же показывают в новейшем сейфоподобном сооружении английского Чипперфилда (Chipperfield-Bau)?! Ларец, туго набитый сокровищами. Сундук, проще говоря. Там в настоящий момент демонстрируют несколько частных коллекций, взятых на время у владельцев и их именных фондов. Вполне привычная в стране форма управления художественным имуществом. Вполне цивилизованная, дающая хоть и временный, но доступ широкой публике к важнейшим произведениям из частных рук. В экспозиции какое-то время побывало, потом переходит в иные закрома. Так было с Сезанном, Гогеном, Явленским из экспозиции базельского Кунстхауза. В цюрихском Кунстхаузе долгое время висел ранний автопортрет Пикассо, пока наследники одного греческого судовладельца разбирались в вопросах имущества. Портрет делили.
Нынешнее пополнение экспозиции цюрихского художественного музея осуществлено за счет четырех цельных частных собраний. Взаимодополняющих. Собрание Лоозера (Looser) строится вокруг американского абстрактного экспрессионизма, очень даже соприкасающегося с официальной линией цюрихского цвинглианского конструктивного конкретного искусства. Самой обсуждаемой частью нынешних дополнений является коллекция Бюрле (Bührle), немецкого оружейника, имевшего производство в цюрихском районе Эрликон, работавшего «и для наших, и для ваших». А человек он был неустанный труженик. Просто железный человек. На заработанные средства ему удалось собрать выразительную и деликатную коллекцию, импрессионистов и постимпрессионистов прежде всего. С основными именами и ключевыми произведениями.
Моя любимая часть нынешнего Кунстхауза — это, конечно же, то, что аккумулировал Вернер Мерцбахер (Werner Merzbacher). Если Бюрле зарабатывал на войне производством пушек, то у Мерцбахера родители во время войны погибли в концлагере. Он чудом попал в Швейцарию. Вместе с мячом выехал из Констанца. Спортивный был мальчик. Сейчас ему 93 года. Крепыш! Жажда жизни, поклонение стихии красок, исступленная страсть к искусству. У меня (автора, Шумова) сложилось такое представление, что пестрота всегда выходила за рамки официальной эстетики Цюриха. Общий канон, выработанный представителями группы «Альянс», доминировал на протяжении XX века. А Макс Билл, теоретик «конкретного искусства», — влиятельнейший участник этого союза-профсоюза, ученик Баухауза в Дессау. У Мерцбахера теперь настал его звездный час — с помощью классического модернизма он перевернул общий вектор. Невообразимая для прежних времен пестрота, балаганность включает в том числе мощнейшие калибры родом из России — это Кандинский, Явленский, Веревкина, Малевич. Как если бы Суворов все-таки добрался до Цюриха и перед всем генералитетом союзных государств забрался бы на стол и стал кукарекать. Еще в 1799 году.Скептики, критики скажут, что все эти картины-шмартины — товары художественного потребления, денежные эквиваленты. Да, это «смычка», вне всякого сомнения. Кусок публичной витрины материально-духовных ценностей. А что же ритм? Сокровища из сундука (сейфа, склада вне таможенных территорий) — дело хорошее. Но это же не значит, что экспозиция неподвижно будет бытовать все ближайшие двадцать лет?! (На этот срок оформлены договоры аренды.) Должны же быть изменения: прогресс, борьба за лучшее. При нынешнем директоре, Беккере (Christoff Bekker), особенно заметны были художественно-исторические показы типа персоналки Оскара Кокошки и парижско-симультанные мотивы Робера Делоне. Что касается современности, в его правление главное ожидание было — результат стройки увидеть бы. Современность, текучка, в показах как-то в общем и целом было слишком все осторожно, беззубо. Даже тему космоса завалили, явный недострел был.
Хотя нет, один раз меня «Фейсбук» забанил на целый месяц — кто-то разглядел в репортаже с выставки авангардистской моды в Кунстхаузе Цюриха настоящую задницу! Я и тут умудрился пострадать. То есть у Беккера лучше получалось все-таки про усопших творцов. При предыдущем директоре, Баумане (Felix Baumann), стали активно собирать дадаизм и была прекрасная, грамотная команда вполне самостоятельных кураторов и ассистентов. Включая Биче Куригер (Bice Curriger) и Харальда Зеемана (Harald Szeemann). Какой теперь ритм, в нынешних условиях, зависит от нового руководства музея. Время покажет.
Перепечатка текста и фотографий aboutswiss.ch разрешена на условиях размещения ссылки на оригинал материала на нашем сайте.
