«Дорогие Катя и Доминик! Я хотел бы пригласить вас на свой юбилей, но в связи со сложившейся ситуацией торжества не будет. Я просто переведу вам на счет часть заложенной на праздник суммы — пусть будет на черный день. P. S. Пожалуйста, никаких подарков», — такое письмо мы получили от нашего швейцарского родственника Уэли, которому в этом году исполнилось восемьдесят лет. Он планировал пригласить на день рождения всю семью (а это порядка пятидесяти человек), но из-за коронавируса праздник пришлось отменить. Просьбу Уэли мы, конечно, не выполнили и все-таки приготовили для него пару сюрпризов.
Короткое письмо Уэли напомнило мне историю некоторой давности, когда мне пришлось пережить событие, повлиявшее на здоровье близкого человека и сыгравшее впоследствии немалую роль в выборе новой профессии.
Дело было в Москве. Моя бабушка уже была в почтенном возрасте, и, чтобы не оставаться одной, она жила со мной. Как-то, вернувшись домой после очередного планового лечения в больнице, она поскользнулась в ванной и ушиблась головой. У нее нарушилась координация движений, она утратила возможность самостоятельно передвигаться и за несколько дней стала лежачим пациентом. Разительно изменилось и ее поведение: она перестала узнавать близких людей, путала имена.
Я вызвала скорую, чтобы заручиться медицинской поддержкой. Дважды мне сообщили, что людей бабушкиного возраста скорая не забирает. Ситуация была патовой. Я продолжала набирать 03 и описывать симптомы, пока мне не дали положительный ответ: «Выезжаем. Ждите». Скорая приехала, врач осмотрел пациентку и предложил забрать ее в ближайшую больницу. Встал вопрос: как спустить бабушку с пятого этажа к карете скорой помощи? «Есть крепкие мужики в доме? — поинтересовался врач. — Зовите!» Я знала не всех соседей в лицо, а тем более насколько они физически крепки и будут ли в будний день дома.
Но мне снова повезло: сосед по лестничной клетке согласился помочь. Они на пару с врачом взялись за простыню, на которой лежала бабушка, и понесли к лифту.
В больнице она провела четыре дня. Там же встретила свой девяносто второй день рождения. На мой вопрос лечащему врачу: «Что с ней? Почему она так странно себя ведет? Почему говорит несуразные вещи?» — мне ответили: «Это деменция, дегенеративный процесс структур головного мозга. Это не лечится. Все, что вы можете сделать, — уделять вашей бабушке внимание и ухаживать за ней». Поскольку мне нужно было каждый день уходить на работу, бабушка оставалась в квартире одна. «Нанимайте сиделку», — советовали врачи. Но средств на дополнительный уход у меня не было. Состояние бессилия и невозможность что-либо изменить бесили. Что еще бесило — незнание элементарных правил ухода за лежачими больными.
Повернув ее однажды на бок, я не поверила своим глазам: в районе ее копчика образовалась дыра в полпальца глубиной. Я, кажется, могла, ясно разглядеть кость позвоночного столба. «Такого не бывает», — думала я. Оказывается, бывает. Поскольку бабушка все время лежала в кровати без движения, на копчике и на пятке одной ноги образовались пролежни, или декубитус, — омертвление мягких тканей в результате постоянного давления. Тогда я не знала, что пролежни могут запросто развиться в течение каких-то двух часов и что они также могут затягиваться при правильном уходе, наличии медицинского матраса и постоянном потреблении протеина.
Со временем бабушка начала видеть людей в оконном проеме. Ночью ей, видимо, снилось, что она едет в поезде и пора выходить. И она выходила — каким-то чудом скатывалась с кровати. На большее сил уже не хватало, и она просто громко кричала: «Помогите выйти!»
Сейчас я бы описала ее состояние как делирий, или острое помрачение сознания, сопровождаемое ситуативной и временной дезориентацией, — оно может быть побочным эффектом принимаемых медикаментов или (самое простое объяснение) следствием дефицита воды в организме. Но в тот момент это для меня была terra incognita и, откровенно говоря, ночной кошмар, который постоянно повторялся. И каждый вечер, отходя ко сну, я боялась, что на следующее утро проснется только один из нас.
Каждый день на протяжении трех месяцев проходил по стандартной схеме: проснуться, приготовить завтрак для бабушки, покормить ее, провести ее утренний туалет, оставить на стуле рядом с ней бутылку воды, вечером приготовить что-то мягкое на ужин. За день она съедала не больше пары ложек овсянки и столько же бульона или гречки с молоком. За это время щеки ее впали, бедра стали тоньше, коленные суставы — очерченнее. Старушка таяла на глазах как свеча, а конец страданиям не наступал.
Когда размер пролежня на копчике достиг двух сантиметров в диаметре, я снова обратилась в скорую помощь. В больнице медсестра повернула бабушку на бок, осмотрела пролежень и ножницами наживую отрезала висящий кусок кожи, как лоскут ткани. Саму рану закрыли марлевым компрессом. Бабушку отвезли на каталке в шестиместную палату. Мне не был знаком ни план лечения, ни условия, ни сроки ее пребывания в больнице. Меня отправили домой и попросили привезти недостающие медикаменты. Уже через неделю в полвосьмого утра раздался звонок. Поднимать трубку мне не хотелось: я будто знала, какое сообщение меня ждет. Телефон не унимался, непринятые вызовы копились, а у меня все не хватало смелости на них ответить… Услышать правду было и горько, и страшно. «Александра Федоровна сегодня в час ночи умерла, — сказали мне на том конце провода. — Мы сожалеем». Меня как громом в тот момент оглушило. Это случилось на Яблочный Спас, 19 августа.
В те полгода, что мне довелось получить новый жизненный опыт, солнце, казалось, перестало светить, я откровенно отчаялась. Хорошо, что у любой истории есть свой конец, со своими потерями, поражениями, победами и выводами. И, как говорится, лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Оглядываясь назад, я понимаю, что при уходе за близким человеком я руководствовалась одной только интуицией. А ее недостаточно, чтобы позволить ему достойно, без боли, уйти из жизни. Переехав в Швейцарию, я поступила в высшее техническое училище в сфере здравоохранения, по окончании которого надеюсь получить диплом медсестры. Мое обучение охватывает широкий спектр предметов: психология, психиатрия, физиология, хирургия, фармацевтика, реанимация. На практике нас знакомят с паллиативной медициной, работой в отделении интенсивной терапии или психиатрии. Процесс ухода за любым пациентом нацелен на поддержание качества жизни. Даже если в медицинской карте прописан добровольный отказ от реанимации, медперсонал не имеет права не реагировать на такие случаи, как ушиб, инсульт, инфаркт, аспирация, которые могут привести к летальному исходу. Любой человек имеет шанс быть спасенным, а также избавленным от боли, и на последнем этапе жизни тоже. Я думаю, мы желаем этого всем своим родным — а коронавирусная ситуация стала еще одним подтверждением: солнце должно светить «до дней последних донца». Светить — и никаких гвоздей!
Перепечатка текста и фотографий aboutswiss.ch разрешена на условиях размещения ссылки на оригинал материала на нашем сайте.
