Более 10 лет назад, летом 2014 года, в Цюрихе недолго — месяц всего — проходила выставка Зураба Церетели. Это была хорошая выставка — яркая и колоритная. Видимо, солнце Грузии как-то по-особенному взращивает своих сыновей, даря им исключительное ощущение света и тепла. С тех пор много воды утекло. Вот и Мастер ушёл из жизни. А разговор, который я записала, остался. Мы опубликовали его в одном из осенних номеров журнала «РШ». С тех пор прошло немало времени, мир изменился, я не исправила ни одного слова в тексте.
— Вы были знакомы с Шагалом…
— Да, последний раз встречались за три месяца до его смерти, ему было далеко за 90. Встречались несколько раз (в 1964 году Церетели обучался во Франции; здесь и далее в скобках — прим. автора). Супруга у него была хорошенькая, Вава (последняя супруга Марка Шагала — Валентина Бродская). Такая умница! Принимал он очень хорошо. Он уникальный человек. Сидели, говорили. С ним было приятно говорить. Но в мастерскую свою он меня не пускал… Никого не пускал. Но когда увидел мою палитру, сказал, что зря не пустил. Но я видел, как он рисовал…
— Что Вы любите из Шагала?
— Шагал! Мне нравятся его «летающие» работы…
— А Пикассо?
— Пикассо… Был у него несколько раз в мастерской, наблюдал, как он писал натуру. Он делал движения у зеркала, убегал к холсту — по-моему, он рисовал «Тореадора»… Потом снова возвращался к зеркалу…
— Многие знают Вас как скульптора, но Ваша живопись…
— Я могу так сказать про себя: я художник. Это всегда называлось «художник». Пикассо был художником, и скульптурой занимался, и фарфором… Я видел, как он рисовал по фарфору, а потом отправлял в отжиг. Когда вернулся из Франции, тоже занялся фарфором, но не мой это дух, знаете ли. От фарфора перешел к эмали, чтобы добавить элемент монументального искусства. Двенадцать лет экспериментировал и добился! Случайно.
— Случайно…
— Тбилисская академия — была самая сильная. Многие художники, возвращаясь в страну (СССР) из-за границы, попадали в Сибирь, кто-то в ссылку на Кавказ. Наши художники попросили их оставить в столице (Тбилиси). Поэтому академия была сильной.
Шарлемань (Иосиф (Осип) Адольфович, 1880-1957, один из основателей Академии художеств Грузинской ССР), Шухай… Все такие гиганты… Шухай был моим педагогом (Шухаев Василий Иванович, 1887-1973) в Тбилисской академии художеств. Сейчас на Петровке в музее открыли его выставку (пройдет до 23 ноября 2014 года, музей современного искусства, Москва, Петровка 25).
— Ваши цвета на полотнах «грузинские»: яркие, как солнце, и насыщенные, как вино. Что влияет на творчество? Окружение, в котором росли?
— Безусловно! И когда проходишь хорошую школу. Как построить композицию, как выбрать свет. Если у тебя нет слуха, ты же не сможешь играть! Так же и художник. Должен знать анатомию, должен изучать, изучать и только потом — свое.
— А что потом делать со «своим»?
— Мой совет всем: работать. Пока работа не станет потребностью. Когда куришь, хочется курить все время, так же и искусство. Я встаю утром и сразу пишу…
— До сих пор?
— Да, вот за несколько дней путешествия (в Швейцарии) сделал уже 8 работ.
— Но нужны условия…
— Нет, самые элементарные вещи. И потребность — это самое главное.
Классика дала хороший пример. Микеланджело. Он и росписи делал, и скульптуру, и графику — это уникальнейший пример. Когда-то во времена соцреализма у нас было запрещено делать все, что хотелось, и скульптор должен был заниматься скульптурой, живописец — живописью…
А мой педагог и дядя (Георгий Нижарадзе), он тоже был художник, объяснил, что то, что происходит в голове, нужно стараться выражать: хоть на бумаге, хоть в пластике — развивать художественное мышление. Мышление! А «материя» (материал для работы) значения не имеет… Сейчас, безусловно, имеет… Надо еще стараться о музейной ценности думать. Поэтому художник… Вот Пикассо — художник: фарфор, скульптора, живопись, графика, все!
Во-первых, надо изучать, куда «идут мозги» художника. Второе, когда было запрещено (думать, делать) про кресты, царей… я начал делать, потому, что прошел этнографию и археологию в Академии наук (Грузии, там Церетели работал после окончания Тбилисской академии художеств). Нам разрешено было делать копии фресок IV века, а так запрещено было. Всю Грузию прошел.
— Значит, роль запрета…
— Нет, только правильные педагоги и правильные родители! И все получится. Мой отец не хотел, чтобы я был художником, хотел, чтобы стал инженером, как он. А потом он умолял, чтобы я этого не говорил. Дядя был художник и атлет… и очень красивый, даже женщины на улицах останавливались и смотрели на него. Вот я маленький, и думал, что если буду художником, то стану таким же красивым, как он, — детское мышление. Он часто брал меня к себе — он писал, а я рисовал, так и привык.
— Для Вас важно, что говорит критика и публика о Ваших работах?
— Я много чего знаю… Когда-то в коммунистическом городе Москва, где стояли скульптуры Маркса, Ленина, Дзержинского, которого сейчас восстанавливают, я конкурс выиграл! И свою скульптуру Петра поставил (1997 год)! Для многих был ужас — царь?! Меня обвиняли, что я отхожу от художественной концепции — Москва должна быть другой!
Но для меня это не важно, я знаю, что я создаю и делаю — это важно. А те протесты в итоге для меня стали просто рекламой.
— Вы Ленина, Сталина ваяли?
— Ленина — нет, но создал памятник Сталину, Рузвельту и Черчиллю. Меня украинцы попросили, памятник планировали открыть неподалеку от Ялты (к 60-летию Ялтинской конференции в феврале 2005 года). Показали то историческое место… Скульптура получилась!
— Жизнь сложилась интересно?
— Жизнь? Да!
— Вы жили в СССР, Грузии, России? Как осознавать себя гражданином трех стран?
— Знаете, я Вам скажу. Я шагаю без политики. Был депутатом Верховного Совета и почувствовал, что стал другим. Другим! Все время спорил, что-то делал, не работал… Люди выступают, говорят какие-то глупости… Я пришел, снял значок и Первому человеку сказал: простите, я должен вернуться к своей профессии, я не работал уже давно.
— Каждый должен заниматься своим делом: художник — писать, строитель — строить, политик — заниматься политикой…
— Безусловно! Своим делом. Я поймал себя: политика не мое дело. И теперь я работаю! Встаю рано, смотрю на погоду и природу, солнце — это радость. Включаю музыку и рисую. Музыка хорошо действует на меня.
— Какая музыка?
— Разная. Старые романсы, классика.
— Что больше любите — Москву или Тбилиси?
— Грузия — моя родина, где я проводил столько времени. Горы…
— А Швейцария Вам Грузию не напоминает?
— Что-то есть… Когда ехали сюда (в Цюрих), смотрел: природа похожа, солнце светило ярко. Уникально…
Грузия — родина, но половину времени проводил в Москве. Ее я тоже люблю. Там у меня много друзей. Самое главное — добрыми глазами смотреть друг на друга.
— Неспокойное время сейчас. Не боитесь за судьбу внуков, Вашей коллекции? Будущее… Что нас ждет?
— «В здоровом теле здоровый дух» — это про меня. Грузия и Россия… Я не боюсь — это во-первых. А во-вторых, о плохих вещах я не думаю. Хватит уже плохих историй. В истории все время все повторяется, в разные эпохи. Я Вам так скажу: когда ты очень любишь свою женщину, от большой любви устаешь и надо делать паузу. Паузу — и потом заново начинается роман…
— Что самое важное в жизни? Помимо работы…
— Доброта! Нельзя уйти из жизни, не оставив за собой добрых вещей. Церковь или даже кладбище. Музеи-кладбища. Сорок лет назад я начал делать «Летопись Грузии» и «Российскую историю», тогда, когда было запрещено, но у меня характер.
— Сохранять кладбища — это важно?
— Да.
— А где бы Вы хотели быть похоронены? Не думали?
— Не думал. И не хочу думать.
Перепечатка текста и фотографий aboutswiss.ch разрешена на условиях размещения ссылки на оригинал материала на нашем сайте.
